Вечный двигатель

– Сэйрлас! Сэйрлас, погоди!

Эфемерное облачко пурпурного цвета остановилось в пространстве. К нему подлетело другое, сверкая сиреневой гаммой:

– На семи каналах зову! Почему не отвечаешь?

– А, это ты, Стэзар? Давно не встречались...

– Ещё бы, уже пятьсот циклов! Ну, как твой вечный двигатель?

– А ты что, не получал информации?

– Конечно, нет, я был на стотысячном уровне, на краю света!

– Ну что ж, – произнёс Сэйрлас, – если у тебя есть доли цикла, могу информировать... – Летим в мой раздел? – предложил он. Стэзар в ответ слегка пожелтел. Два облачка быстро заклубились в пространстве и, нащупав силовые трассы, унеслись вдаль с непостижимой скоростью.

В разделе Сэйрласа было очень уютно. Туманные стены ежемерно меняли миллиарды оттенков, многослойные звуковые каналы доносили нежнейшие сочетания звуков. А мягкие силовые звенья приятно искажали пространство.

– Ну вот, – торжественно полиловел Сэйрлас, – вечный двигатель я создал!

– Не может быть! – изумлённо засветился Стэзар. – Если это действительно так, то ты совершил переворот в познании!

– Вначале, когда я рассчитывал основы, мне тоже так казалось, но когда начал работу, понял – этот двигатель ни к чему неприменим ...

– Но к такому выводу приходили все создатели вечных двигателей.

– Не к такому, – возразил Сэйрлас, – все они приходили к выводу, что его нельзя создать. На самом деле это осуществимо, но этот двигатель – движет только себя...

Некоторое время царило молчание. Стэзар перерабатывал информацию, а Сэйрлас просто наслаждался пространственными и звуковыми иллюзиями.

– А каков принцип его действия? – наконец, нарушил молчание Стэзар.

– Принцип прост, – ответил Сэйрлас. – Я удивляюсь, почему до сих пор этот двигатель не создан. Небольшую часть пространства я тщательно, насколько это было возможно, очистил от посредственных порядков материи. Потом заложил в него равное количество всех известных элементарных основ, придал им скорость и полностью изолировал от окружающей среды: силовых полей, излучений – известным тебе генератором самобытия. Принцип прост, – повторил он. – Труднее было в создании.

– Ну а как его принял Совет Новшеств?

– Посмотрели в стаскоп, увидели движение, поверили, что вечное... и посоветовали сдать в Хранилище Неприменимых Новшеств.

Стэзар сочувственно порозовел и даже покрылся зелёными полосками сострадания.

– А ты сдал? – спросил он.

– Нет, можешь взглянуть, – ответил Сэйрлас.

В пространстве возникла вибрация и появился шар, сверкая отражённым светом стен.

– Почему он в форме шара?

Сэйрлас, немного помолчав, ответил:

– Потому что шар имеет свойство проекции бесконечности – у него от центра до любой точки поверхности равное расстояние. Внутри всё устроено гораздо сложнее. В этом шаре сильно искривлены плоскости пространства. Тебе, чтобы это понять, нужно накапливать информацию в течение двух циклов. В общем, в нём практически такая же бесконечность, как и в том пространстве, где мы существуем.

– Вещь в себе, – задумчиво произнёс Стэзар.

– Пожалуй так, – согласился Сэйрлас.

– Ну и что же ты будешь с ним делать? – вновь произнёс Стэзар.

– Ничего, – с синеватым бесстрастием ответил Сэйрлас.

– Сэйрлас, мне кажется, ты нисколько не огорчён.

– Ты прав, нисколько.

– Но ты же столько трудился, и всё напрасно!

– Почему напрасно? – спросил Сэйрлас и странно заклубился.

– Но как же? – удивился Стэзар, – двигатель твой бесполезен!

Сэйрлас опять странно заклубился. И через некоторое время произнёс:

– Я не создал двигатель, но создал гораздо большее...

– И что же? – Стэзар, предчувствуя ужасную тайну, слегка почернел.

– Ты хочешь взглянуть на него поближе?

– С удовольствием, но что я там увижу?

Сэйрлас не ответил. Посреди раздела медленно материализовывался аппарат. Стэзар узнал в нём знакомые очертания D-стаскопа. Сэйрлас расслоился вокруг него, поймал шар и вложил его в приёмник аппарата.

– Можешь взглянуть, – обратился он к Стэзару. Стэзар повис над D-стаскопом и плотно прислонился к выступающим вверху чёрным пластинам. В поле восприятия появились какие-то бегающие тени.

– Это и есть движение? – спросил он у Сэйрласа.

– Да. Его и видели члены Совета. Но то, что ты сейчас увидишь, не видел никто, кроме меня, разумеется.

Изображение стало резче. Появилось множество серых облачков с чётко очерченными краями. Вдруг они быстро разбежались в стороны, и в центре осталось одно. Оно постепенно приблизилось, закрыв собой всё поле восприятия. Потом разбилось на множество разноцветных искринок. Те в свою очередь тоже увеличились, одна оказалась в центре и тоже закрыла весь экран. Так повторялось довольно долго. Наконец, искринка стала принимать формы каких-то эллипсов, спиралей, дисков.

– Что это? – спросил Стэзар, не отрываясь от пластин.

– Это... новый мир!

– Как новый мир? – удивлённо засветился Стэзар.

– Да, именно новый. Я его создал случайно. Ты ведь знаешь, я не слишком люблю математику и отдаю предпочтение эвристатике. И вот, в своих интуитивных вычислениях я пришёл к выводу: этот шар населён Разумом!

– Не может быть! – взволнованно и восхищённо завихрился Стэзар.

– Нет, Стэзар, всё может быть. Я проверял свои вычисления много раз. Хотя, ты ведь знаешь, мог бы этого не делать. Ошибки нет.

– Но как он возник за столь короткое время? – спросил Стэзар.

– Для существ, населяющих шар, это громадный срок.

– Но как они будут существовать? Ведь освоив всё пространство, они неминуемо погибнут от недостатка пищи для мыслительной деятельности.

– Нет, – отрицательно стал вспыхивать Сэйрлас. – Они не погибнут. В защиту этого есть множество факторов: во-первых, они не будут знать, что в их мире есть конец, ведь поверхность шара — пропорция бесконечности. Большую роль играет свойство обычного разума — жить интересами ближайших задач и потребностей. Такой разум не помнит вещей, которые он ощущал в далёком прошлом. А ощутив их в следующий раз, примет за новые. И если бы он вздумал все прошедшие события сохранять в памяти, он только этим и занимался бы, не зная окружающего настоящего. Существам из шара их далёкое прошлое кажется новым. Они вечно будут познавать свой мир, но никогда не познают полностью. Могут догадываться лишь умозрительно.

– Сэйрлас, а может быть... и наше Всё кто-нибудь создал?

Наступило долгое молчание.

– Всё может быть, – прервал его, наконец, Сэйрлас. – Да, может быть, мы и сами ходим по внутренней поверхности какого-то шара, того не замечая, и принимаем за новое давно известное, но уже забытое, под пристальным взором наших неведомых создателей. И может быть, даже наших создателей кто-то создал. А в этом шаре, что перед нами, тоже может быть кто-то наблюдает свой шар и делает какие-то умозрительные заключения, как сейчас мы...

– Но если всё это так, – взволнованно начал Стэзар, – и мы вечно принимаем старое за новое, в чём же тогда смысл существования?

Сэйрлас не ответил. Ему не хотелось делиться информацией на подобную тему. Он давно знал этот немудрёный ответ, но зная его, очень многое потерял. И ему хотелось, чтобы старый друг Стэзар существовал в реальности в полном смысле этого понятия, а не влачил бессмысленное существование. Может быть, придёт время, и это знание преобразуется во что-то более оптимистическое, и тогда можно сказать о нём своему другу.

Сэйрлас вновь прислонился к чёрным пластинам, и опять в поле восприятия забегали тёмные пятна, искринки, эллипсы... О чём он думал в эти мгновенья? Об очень простой вещи – как назвать этот шар. Их пространство называют «Всё», так, может быть, от этого слова: Все-лен-на-я – то место, куда вселён разум и жизнь, да, пожалуй, – ВСЕЛЕННАЯ...

А где-то в глубинах этого мироздания, именуемого Вселенной, делящегося на пятна, искринки, эллипсы, где-то в бесчисленном столпотворении спиральных, шаровых, рассеянных галактик, в свою очередь делящихся на звёздные скопления, планетарные «солнечные» системы, где-то там, на исчезающе малом сгустке материи, имеющем по странному совпадению форму шара и названного кем-то Землёй, существовала ничтожная пылинка разума, которая придумывала себе этот мир. Находила критерии, понятия, символы, непривычные для сознания ей же подобных пылинок. Записывала их в примитивное хранилище памяти – бумажную тетрадь. В этом месте она на миг оторвалась от своего, в общем-то, бессмысленного занятия – из-за сверкнувшей в её сознании простой и истинной мысли: Вселенную можно уподобить костяному многомерному кубику, на гранях которого выбиты различные цифры. Если бросить этот кубик, он ляжет любой стороной наверх. Заранее нельзя определить, какой именно и в какое время. Но если не делить время на части и бросать бесконечно – все грани рано или поздно будут наверху. Вселенная – не делит Вечность на части, кубиков у неё бесконечное число и бросает она бесконечно.

Каков же вывод? Он очень прост. Любое нелепое высказывание, любое самое фантастическое произведение, любой бред сумасшедшего – это цифры на бесконечных гранях кубиков Вселенной. Она развивается, то есть бросает их, и в конце концов все цифры лягут наверх, то есть даже бред сумасшедшего будет реальностью, где-то, когда-то – или прямо сейчас, в каких-то параллельных вероятностях.

Пылинка загадала своим маленьким рассказом одну цифру бесконечного множества чисел. И знает, что рано или поздно кубик ляжет гранью с этим числом наверх. Ляжет – значит, уже где-то лежит. А если это так, то этот рассказ не вымысел, а чистая правда, но, может быть, не совсем полная – просто два-три штриха из картины Истины...