Когда человек задумывается о старости, об уходе из этого мира? В детстве понять, что такое старость и смерть, невозможно. Слишком много в эту пору переживаний бесконечности жизни, они не дают ограничить жизнь каким-то отрезком времени, который позже мы назовём жизнью. Но рано или поздно осознание конечности себя, своих близких, существ, к которым привязан, входит в тебя как факт, от которого не уйти. Мне довелось много общаться с людьми старшего возраста — кому за 80, кому за 90, и я часто задумывалась, что даёт человеку возможность прожить такую долгую жизнь, что помогает ему сохранить ясность ума и память. Неизбежны ли тяжёлые состояния, и как с ними справляться.
Один близкий мне человек, которому сейчас 92 года, часто повторяет, что «старость — единственный способ прожить долго». И сейчас я тоже понимаю, что жить долго — это, действительно, ценность. И старость — будто завершающая цикл осень, с её покоем, хрустальной высью неба и таким проникающим до самых глубин существа криком журавлей. Эта пустота осенних пространств переносится мучительно, если не хочешь отпустить радостную суету лета, если страшишься зимы, сожалеешь об ушедшей весне. Но по милосердным законам жизни восприятие в глубокой старости перестраивается, и чаще приходят покой, прощение прошлого и настоящего. Может быть, старость — это идеальное время научиться принимать происходящее со смирением. И чем больше у человека такой возможности, тем спокойнее и счастливее проживает он это время.
В юности мне казалось, что в старости жизнь почти останавливается, а сейчас думаю, что старость, особенно глубокая, — это время большой внутренней работы. Долгожители, которых мне довелось знать, это люди, любившие жизнь и труд. И ещё самое, наверное, главное, — у них есть базовые основы жизни, живущие в них как аксиомы, они не пришли к ним логически, просто их жизнь основана на них.
Ещё одно качество — что называется, «воинский подход» к жизни, а он включает многое. Самый близкий мне пример — это «вторая жизнь» моего родственника, о котором упоминала выше. В возрасте 50-ти лет он перенёс операцию, и врачи вынесли приговор — «жить осталось меньше года». В то время он жил в Москве, занимался научной работой и мечтал о многом. Все его мечты сводились к далёкой от реалий московской жизни, — жизни в глухой деревне, где есть своя пасека, огород, сбор грибов-ягод. Вердикт врачей и стал поворотной точкой, с которой началась его новая жизнь. Времени врачами было отпущено мало, и он недолго думал — купил дом в далёкой заброшенной деревне на Псковщине, с дырявой крышей, сквозь неё ночью были видны звезды. В доме вместо стола — старая лавка, вместо матраса — сено. Но, оказалось, это было началом его новой, счастливой и долгой жизни, в течение которой он осуществил почти все свои мечты. Новая жизнь далась непросто из-за сильной слабости после операции, нередко после сбора ягод в ближайшем лесу он возвращался домой почти ползком. Но все это было несущественно, он был жив и свободен от социума, от города. Он не просто выздоровел, он приобрёл действительно хорошее здоровье. Вернее, он не считал себя больным. У него было своё отношение к болезням, я поняла это, когда, будучи уже взрослой, вдруг осознала, что у него только одна рабочая рука — после неудачного перелома в детстве правая высохла, и он остался с одной левой. Но он не считал это проблемой, и окружающие этого не замечали. Так же было и с остальными болезнями. В город он больше не вернулся, покупал дома в разных регионах, от Псковщины до Алтая, в каждом жил не больше 5-10 лет. Когда-то он был геологом и побывал в экспедициях в разных местах страны. Многие ему нравились, ему хотелось пожить и там и тут, и эти переселения тоже были реализацией его мечты. В новой жизни было, наверное, всё, о чём мечталось ему в мучительной для него Москве, — огромные огороды, сады, озёра и горные реки, пчёлы, куры, утки и даже любимый конь. И всё же осталось ещё много планов, осталось желание их реализовать, ум остался ясным, и память тоже, но физическое состояние заставило признать и смириться, что после 90 лет наступил следующий этап жизни. Множество вещей, которые приобретались для будущих планов, — вдруг оказались не нужны. Конечно, «воинский подход» спасает и тут. Есть понимание ближайших целей — суметь обеспечить себя, посильная работа, физическая и умственная при поддержке близких. Этого хватает, чтобы жить, но недостаточно для счастья, ведь нужна перспектива. Мне кажется, для него, привыкшего трудиться, это время работы, поиска новых опор и смыслов. Он много пишет, анализирует свои ошибки, а тяжёлые состояния — это, возможно, способ прожить то, что нет возможности осознать…
У другой близкой мне родственницы, тоже долгожительницы, пожилой возраст оказался также самым счастливым временем жизни. Она сразу вышла на пенсию, хотя её научная работа была престижной и доходной, но, видимо, уже не приносила радости и смыслов. В поисках смыслов она устроилась нянечкой в больницу, и хотя это было тяжело, но появился смысл — её работа нужна людям. Это было начало 90-х, в то время появились разные книги об эволюции человека, мы обсуждали с ней прочитанное, и она считает это время самым счастливым в жизни. Потом также было много радостных переживаний — от жизни в деревне, от общения с разными людьми, от того, что она узнала из таких книг. Источником сил и вдохновения стало понимание, что жизнь не заканчивается с уходом отсюда, что она бесконечна. Она поняла, что все планы на жизнь можно когда-то реализовать, а сейчас можно просто радоваться тому, что живешь, если получается. Для этой женщины смыслом жизни последние годы стало проживание различных состояний, связанных с природой и книгами, практическая стороны жизни ей была неинтересна. Мне показалось, что у такой — где-то безответственной — жизни есть оборотная негативная сторона — более быстрое угасание незадействованных областей ума и кратковременной памяти. Но, что удивительно, при не очень хорошем состоянии ума и памяти, она быстро и правильно определяет свое отношение к разным явлениям жизни, не пытаясь для этого их изучить. Есть у неё что-то внутри, вне ума, что правильно определяет и оценивает явления жизни.
Именно среди глубоких стариков мне часто встречались люди, переживающее простое счастье быть. Как правило, это были люди, живущие на природе. У них были разные характеры и проблемы, но, видимо, каждому из них хоть иногда удавалось смиренно принять жизнь и быть благодарным ей за эту возможность. Это и приносило переживание счастья. Были и те, кому приходилось напоминать себе об этом, чтобы жить в состоянии благодарности к жизни, и это приносило если и не счастье, но надежду.
Комментарии
Добавить комментарий