Последнее моё путешествие было на Камчатку. После в большие походы не ходила, хотя оставалось ещё много замечательных мест, в которых не была и которые стоило бы посмотреть. Та же Сибирь, Таймыр, Полярный Урал зимой и много-много других — ведь Россия так необъятна и так бесконечно многообразна.
Но после Камчатки интерес к другим местам как-то пропал — ведь побывала де на краю земли, дальше некуда. Ограничилась походами с друзьями по Подмосковью — больше для здоровья, чем в поиске новых впечатлений, а также поездками за границу. После Камчатки оформилось чёткое желание — посмотреть, что делается за нашими пределами. Побывала два раза в Греции и раз в Штатах. И тоже интересное наблюдение — после этих двух стран другие больше не интересовали. Даже Франция, особенно Париж, который, как говорится, надо увидеть, а потом и помереть.
Как попала в поход на Камчатку. Через знакомых узнала о компании физиков (среди них, как оказалось, были и мои знакомые по университету), которые собрались на Камчатку, позвонила, рассказала-напомнила о себе, договорились. Назначили меня завхозом, и стала собираться. Помню, месячный поход обошёлся мне рублей в 300, при этом в оба конца самолётом, это где-то меньше двух моих тогдашних зарплат. Если сравнить с нынешним временем, совсем пустяк.
В общем, отправились. Нас было восемь — две женщины и шестеро ребят. Поход был давно, детали забылись, но очень много впечатлений от этой необычной, не побоюсь сказать, страны осталось на всю жизнь. Именно о них, врезавшихся в память, и хотела рассказать. Но самое общее впечатление от Камчатки — там всё грандиозно, величественно, необычно, космично.
Помню, летели до Петропавловска-Камчатского часов девять. Это был первый в моей жизни столь долгий полёт. Помню, что потом плыли до нужного места на каком-то пароходике. Помню, что в первый день вес моего рюкзака был килограммов 35, у ребят и того больше, килограммов по 40-45. Правда, расстояние до первой стоянки было небольшое, километра четыре, но этот тяжкий переход запомнился очень хорошо.
Сначала шли по берегу Океана, Тихого Океана, вдоль очень крутых и высоченных обрывов слева по ходу нашего движения. Недоумевала, зачем на обрывах столько деревянных лестниц наверх. Оказалось, что по этим лестницам спасаются от океанских приливов, а эти приливы, как потом сама увидела, наступают стремительно.
И вот, наверное, самое первое, ошеломляющее, впечатление — от Океана. Раньше считала, подумаешь, океан, то же море, только побольше. Но когда увидела эту полосу отлива, которая тянется на километры вглубь, когда ощутила это Величие, эту Мощь, это живое могучее Дыхание, срочно изменила своё мнение. Нет слов передать свои ощущения, могу только сказать, что стоило прокатиться на Камчатку, даже и за большие деньги, только ради того, чтобы увидеть Океан, этот живой земной Космос, почувствовать свою ничтожность рядом с Ним. Ну а то, что называется приливом, повергло меня просто в шок. Океанский прилив — это нечто грандиозное, небывалое, космичное. Особенно когда вспоминаешь, что это «работа» Луны. Но только в Океане эта работа так величественна, так грандиозна. В любом море, которое, по сравнению с Океаном, просто не очень обширная лужа, приливы и отливы тоже есть, но там действие Луны не так заметно, не так грозно выражено.
Потом, как помню, отошли мы от Океана в глубь полуострова. Шёл дождь. Дождь — это неточно. На Камчатке любой дождь — это ливень. Где-то, в других местах, — изморось, небольшой дождик, дождик грибной, дождь, сильный дождь… Но дождь на Камчатке — это всегда потоп с небес, от него невозможно ничем защититься — ни плащами, ни сапогами до пояса. Промокаешь, как говорится до костей, за ноль секунд. Хорошо, если потом солнце высушит, а иногда приходится жить в таком виде не один день. В насквозь промокшем лиственном лесу костёр не разведёшь, даже если есть, как были у нас, помогающие средства — долго горящие таблетки, полоски из плексигласа. Мокрое всё — и палатки, и спальники, в общем, полный, как говорится, абзац… Вместо каш с тушёнкой и чая приходится есть что-то из сухого пайка — шоколад, орехи, сухофрукты, чёрные сухарики, всё припасённое для перекусов.
Но солнце на Камчатке, как и всё там, тоже очень щедрое. Оно быстро высушивало вещи, спасало нас после ливней, давало возможность разводить костры.
Что, помню, поразило, когда в поисках ночлега впервые зашли в лес. Это высоченные, чуть ли не в человеческий рост травы. Обычная подмосковная трава — ниже колен — здесь выглядит, как лес. Ну а если идёт камчатский дождь, то есть потоп с небес, и даже если ты с ног до головы закутан в полиэтилен и резину, пропитанная водой трава, когда продираешься сквозь неё, возьмёт своё, опрокидывая на тебя потоки воды.
И ещё одно, можно сказать потрясение, связанное с камчатской флорой, которое испытали позже, где-то ближе к середине похода. Это так называемый пьяный берёзовый лес. Берёзы здесь наклонены к горизонту под очень заметным углом. Попадая в этот лес, испытываешь не только странное чувство нереальности, но теряешь способность к ориентации, кружится голова, так и хочется так же, как и эти «пьяные» берёзы, встать на землю под углом… Как узнала, берёзы таким положением обязаны сильнейшим, постоянно дующим в этом высоком месте ветрам — деревья с рождения вынуждены испытывать их постоянное мощное давление, которое и не даёт им выпрямиться всю жизнь, иначе они просто не выживут.
Помню величественные конусы вулканов — сопок, как их называют на Камчатке. На Камчатке их много, несколько десятков спокойных, дышащих, время от времени извергающихся, и много потухших, говорят около тысячи. Некоторые достигают почти пятикилометровой высоты.
Мы побывали наверху Авачинской сопки, она сравнительно недалеко от Петропавловска-Камчатского, доступна для восхождения и не очень высока — меньше трёх тысяч метров. Попали мы туда, скорее всего, уже на обратном пути, налегке. Впечатление — непередаваемо. Смотришь вниз, в эту, грозно переливающуюся всеми оттенками красно-оранжевого, глухо ворчащую, бездну. И понимаешь, что сознание не может Это, потустороннее, нереальное, невозможное, противоречащее здравому смыслу, вместить. Просто замираешь, просто смотришь, просто молчишь.
Перед сопкой долго шли по чёрным, безжизненным вулканическим породам. Может, тогда и посчастливилось мне найти небольшой оплавленный камешек — зеленоватый, полупрозрачный — оливин (если правильно запомнила), который водится только на очень больших глубинах, а на поверхность попадает во время извержений. Помню, привезла с Камчатки чуть ли не мешок разных камней вулканического происхождения.
Дальше, если следовать логике впечатлений, кальдера Узона. Это округлая плоская низменность диаметром километров пять, окружённая невысокими хребтами с острыми вершинами. Это то, во что за многие века превратилось жерло древнего, давно потухшего вулкана. Оно пропитано горячей или просто огневой водой разного состава. Геологи или вулканологи проложили по этой долине тропу — только по ней и можно передвигаться, чтобы не провалиться «до центра земли» в кипящую жижу. Повсюду здесь бьют кипящей водой фонтанчики-гейзеры, самые разные — малые и побольше, булькают и хлюпают, лопаясь, какие-то странные грязевые пузыри. Подержав недолго кастрюльку с яйцами над таким фонтанчиком или пузырём, можно их сварить. Когда смотришь сверху на всё Это, странное, живущее по своим неведомым законам, можешь не поверить в свою реальность, в то, что это не снится.
Кроме пузырей и крошечных гейзеров в кальдере полно озёр разной величины. По легенде, в одном таком небольшом озерце, упав в него, сварился медведь, на крутом склоне видны следы якобы его когтей, когда медведь пытался выбраться. Верить в это не хотелось, легенды ведь тоже врут. Не думаю, чтобы медведь был таким уж невнимательным, чтобы упасть в кипящую воду — да и зачем она ему, кипящая, если рядом полно холодной, не пить же? — а даже если так и было, то чтобы оттуда не выбраться.
Помню, как в одном из небольших, метра два в диаметре, озёр купались, вода была очень, но терпимо горячая, градусов 60, явно минерализованная. Невозможно передать — сидишь по горло в горячем озерце, смотришь в высокое небо, видишь горы, слышишь глухое хлюпанье и ворчанье живой древней земли, тебя слепят солнечные зайчики и брызги водяных фонтанчиков.
Помню, что повыше, на склонах Узона, собирали гигантские грибы — шампиньоны, сыроежки, подберёзовики. Они были плотные, без червей, очень вкусные. Такие большие — потому что влажно, потому что очень тепло, потому что эти грибы — камчатские.
И кстати о медведях. Эту ночь, поставив палатки, мы провели на одном из склонов Узона. Нас предупредили, что ночью к нам может прийти медведь. Его мать когда-то убили, а медвежонок прибился к людям. Туристы его подкармливали, и он повадился приходить к палаткам. Нам сказали, что если медведю еду не оставить, он может обидеться и ударить лапой по палатке, и чем это может кончиться — неизвестно. Помню, что не могла заснуть, всё прислушивалась. Но медведь так и не пришёл, хотя его тяжёлые шаги чудились всю ночь. Наступило утро, и мы осторожно выползли из палаток.
Камчатские медведи не самые большие, в других местах есть гораздо больше. Они считаются миролюбивыми. Помню, сама видела с десяток медведей, тоже рядом с Узоном, они паслись на широкой поляне и что-то ели, не поднимая головы, наверное ягоды, которых в тех местах видимо-невидимо. Когда пыталась подойти поближе, чтобы поснимать, они спокойно, не обращая на меня внимания, отходили на точно такое же расстояние, не проявляя никакого беспокойства или агрессии.
И наконец, о гейзерах Камчатки. Там их очень много, не только в долине реки Гейзерная, которая ими была просто напичкана. Большими и малыми, извергающими кипящую воду поочерёдно и вместе, с постоянно курящимся над рекой паром. Эта невиданная мистерия не укладывалась ни в какие словесные рамки — просто стоишь и смотришь, как в тумане водяных капель творится неслыханное волшебство. Какое счастье, что нам удалось полюбоваться этой красотой ещё до произошедшей там гораздо позже катастрофы, от которой это уникальное место на Земле с трудом смогло оправиться и, думаю, не до конца, до того первозданного состояния, с которым нам посчастливилось встретиться.
И о других гейзерах. Видели много, каждый из больших имеет своё имя, но запомнила встречу с Великаном, которая не обошлась без приключений. Великан — большой гейзер с высоким, в несколько метров куполом, основание которого тоже метров семь в диаметре. Из жерла гейзера на большую высоту бьёт фонтан кипящей воды с определённой регулярностью, кажется раз в четыре-пять часов. Подойдя к Вулкану, мы не знали, когда он заработает, а на куполе, естественно, расписания его работы не было. Может, висит сейчас — ведь Камчатка стала туристическим официальным маршрутом, слышала, очень популярным. Это в наши времена по Камчатке бродили дикие туристы, которые полагались только на себя. Теперь Камчатка — коммерческое предприятие. И это почему-то не радует. Так и слышу голос экскурсовода, рассказывающего очень интересные и полезные вещи, но нарушающего первозданную тишину воистину удивительных пространств. Хотя диким туристам, наверное, и сейчас не возбраняется бродить по Камчатке где вздумается.
И о Великане. На его высоком куполе расположены ярусами углубления, что-то вроде ванночек, где можно понежиться в тёплой воде, поостывшей после того, как гейзер выбросил свой кипящий фонтан, струями стекающий потом вниз и заполняющий эти естественные ванночки. Мы уютно расположились в этих ванночках, и вдруг со страшным рёвом из жерла гейзера вырвалась многометровая гигантская струя кипятка. Не помню, как мы вывалились из своих ванночек и бросились врассыпную, подальше от огненно-жарких струй воды.
P. S. Наверное, многое забылось, ведь столько времени прошло с тех пор. Но то, что осталось в памяти, — на всю жизнь. Может, излишне напыщенно и торжественно, но назвала бы Камчатку драгоценной жемчужиной в ожерелье своих путешествий.
Комментарии
Добавить комментарий