Жара

 (эссе)

…Лето выдалось странным. Долго было холодно и сыро, когда уже положено быть хорошему теплу. Потом подкралась жара, да такая, что трудно ходить, даже дышать, тем более что-то делать.

Впрочем, лето было странным на всей планете. Где это видано, чтобы летом дожди заливали города, а реки, переполняясь, выходили из берегов. Понятно пожары — жарко и сухо, они бушевали в других местах, принося, как и наводнения, ужасные бедствия. Пожаров здесь не было, но если обронить непотушенную спичку или сигарету, всё вспыхнет мгновенно.

…Позже, гораздо позже, слабо прошелестит ветер в макушках деревьев, чуть качнутся тонкие ветви, вздрогнет листва. Жара насторожится и прислушается. Ничего страшного… И снова впадёт в дремотную жаркую истому.

Но ветер снова придёт, опять совсем ненадолго, принесёт глоток тёплой прохлады. И так — раз за разом. Прохлада по вечерам чуть потеснит жару из сумрака деревьев, чуть расширит свои владения…

Однажды ветер наберёт силу и, загудев, превратится в холодный шквал. Ветер не просто будет бушевать, он принесёт холод с далёкого Севера. Жара съёжится, шквалистый холодный ветер выметет её из всех владений. Но опять совсем ненадолго.

Потом, гораздо позже, наступит тишина и какой-то стеклянный холод. Высокие звёздные ночи станут холодными. Солнце почти перестанет греть, хотя до зимы ещё далеко. Но и такое продержится недолго, и странное лето вместе с изнуряющей жарой снова вернётся… И снова будет царствовать она, жара, от которой некуда деться — ни ночью, ни днём.

…Утро встаёт, тёплое, ласковое. Оно радует, его нежная ласка, его тёплая прохлада наполняют чем-то важным, нужным, необходимым. Столько прекрасных задумок. Но утро такое короткое, его прохладу уже теснит жара. Она надвигается грозно и неумолимо…

…По двору носится щенок. Огненно-рыжий, под стать жаркому солнцу. Слепящее солнце золотит спинку. Так сладко кувыркаться в траве, бегать где вздумается, нюхать что придётся… Щенок подбегает — приласкаться. Глаза у него ореховые с солнечными золотинками. Глажу нежную шёрстку, треплю за ушки. Щенок ставит лапки мне на колени. Лапки рыжие, в белых носочках. Отбегает, снова игры. Но так жарко… И вот, тяжело дыша, он уже лежит в лужице. Она образовалась под чуть протекающим шлангом. В самый раз охолонуться…

…Старая эмалированная раковина. На дне паучишко, он пытается выбраться наружу, но стенки гладкие и вертикальные. Никак не получается, всё время соскальзываешь… Видно, пить захотелось — думал, что там вода, ан нет. Протягиваю руку, чтобы помочь выбраться. Паучишко пугается, носится по раковине, не доверяет. Наконец удаётся его поймать, осторожно несу во двор и отпускаю. Во дворе ему лучше, там и миска с водой, не такая глубокая, как раковина, из неё можно легко выбраться. И вот паучок уже снаружи, побежал по своим делам…

А на следующий день в той же раковине оказался крупный кузнечик с мускулистыми задними лапками. С ним никаких проблем. Только протянула руку, чтобы помочь ему выбраться, как он сиганул метра на полтора вверх. За такого прыгуна беспокоиться нечего, наружу и сам бы выскочил. Кстати, этим летом почему-то очень много кузнечиков. С треском выпрыгивают отовсюду, когда идёшь. И жара им нипочём…

Жара нипочём и птицам. Они шумно обсуждают что-то важное в гуще листвы, вьют гнёзда, выводит птенцов. Насекомых, несмотря на жару, полно, хватит и на взрослых, и на малышей… Ласточки режут горячий воздух стремительным полётом. Они уже вырастили птенцов и теперь готовят их к длинному и трудному перелёту в тёплые края.

...Во дворе тазик с густеющим под солнцем мармеладом, ещё не успели накрыть. Мотылёк прилетел на аромат и прилип. Махонький такой, жемчужно-серый, с крошечными зеленоватыми бусинками глаз. Крылышки в мармеладе, а лапки шевелятся — живой! Беру за крылышки и окунаю в воду. Мотылёк пробует крылышки — нет, пока нет. Снова осторожно окунаю. Теперь порядок, крылышки расправляются, остаётся обсохнуть. Отпускаю — летит в траву, живой…

…Вечер, тёплый, тихий-тихий… Под навесом лампа, в очаге горят золотисто-оранжевым дрова. Свет лампы и очага смешивается, за кругом света синие сумерки. Из темноты выступают громады деревьев. Там тоже тишина и чуть-чуть прохлада, всё отдыхает от жары… Некуда торопиться, вглядываешься в синие, такие живые сумерки… Роняешь слова, они плывут в тёплом воздухе, живут своей неторопливой жизнью, находят тихий созвучный отзвук. Других слов не надо, они не нужны этой тишине, этому покою… Всё растворяется в тишине — дневные заботы, им не место здесь, здесь только тишина и покой…

…Вспоминаю Пастернака «Давай ронять слова, Как сад янтарь и цедру, Рассеянно и щедро, Едва, едва, едва….».

Почему так действуют синие тёплые сумерки? Что в их умиротворении?

Приходит ночь. Но её темнота обманывает — жара не меньше. В конце концов двери, окна — настежь, устроить хоть какое-то подобие сквозняка, отбросить жаркие простыни… Душная ночь коротка, и снова ласковое, чуть прохладное утро…

…Жара иссушает растения, никнут листья деревьев. Ну нельзя, нельзя же так дальше. И вдруг темнеет, как ночью. Иссиня-тёмная, почти чёрная туча внезапно закрывает небо. Ослепительные стрелы молний режут её на огромные полотнища. За ними следом грохочет так, будто рушится небо. Собаки скулят и прячутся кто куда. Люди с опаской поглядывают на небо. И вот проливается она, долгожданная благословенная — влага...

…«Ливень, клиньями в землю вогнанный, Пахнет тополем и сосной, Как вино, бродящее в погребе, Бродит ветер во тьме ночной…». Вспоминается чудесное, одно из ранних, стихотворение Новеллы Матвеевой. И дальше оно не совсем к лету, но уж больно хорошо: «В ночь весеннюю, в ночь жасминную, С мягким стуком открыв окно, Будто вскрыла я бочку винную, Отсыревшее выбив дно. И наполнилась чаша-комната дикой свежестью, как вином, И от зимних дум вдруг опомнился полный книгами старый дом».

…Жара, именно жара принесла эту тучу, эти молнии, этот грохот. Эту живительную спасительную влагу с неба. Она подтаяла ледники, и ледяные капли-струи устремились вниз, в жаждущие долины. Струи слились в водопады, в ручьи, в реки… Наполнили каналы и ёмкости для полива. Всё встрепенулось — растения, животные, люди. Плоды быстрее налились янтарным соком, арбузы — жаркой сладостью. Растения выпрямились, ожили. Деревья приободрились, затрепетала теперь уже упругая листва. Стремительно испаряющаяся в жаре влага взмыла в небо, снова собралась в косматые грозные тучи и вновь готова пролиться вниз, на землю…

…Это все она, жара… И сохнущая в изнеможении земля, и возрождающаяся из пепла земля… Жара — это чудо, это просто избыток солнца. Пережить жару и возродиться…