Мимо окон вагона проносились подступающие к самому полотну высокие кедры. В глубине, между ними, мелькали прозрачные пруды, изящные коттеджи. В салоне было почти безлюдно. В кресле напротив сидел мой спутник, кандидат наук Виктор Васильевич Липов. Вот уже третий год в начале отпуска мы уезжаем с ним в тайгу. Несколько дней живём вдали от людей, в самой глуши.
Мы работаем в институте космических контактов. Хотя он основан около двадцати лет назад, контактов всё ещё не было. Во время диспутов и семинаров сотрудники делятся на два лагеря: «горячих голов», в который входит преимущественно молодёжь, и «унылых демагогов», куда входит большинство сотрудников.
«Горячие головы» — самая активная часть института. Она ездит в экспедиции, собирая материалы о возможных посещениях инопланетян, торчит с утра до вечера в библиотеках, выцеживая упоминания о необычных явлениях, предлагает варианты контактов.
«Унылые демагоги» почти ничего не делают — так нам кажется. На диспутах они ухмыляются, предлагая сдавать отчёты экспедиций в архив, лениво сокрушают наши теории, сами же, ловко защищаясь, получают научные степени.
Виктор Васильевич — представитель «унылых демагогов», но, несмотря на это, очень хороший человек. Хотя мы и расходимся во взглядах на работу, но природу понимаем и где-то даже чувствуем одинаково. И во время совместного препровождения отпуска стараемся не касаться космических тем. Но не очень легко после года непрерывного течения мыслей по одному руслу перевести их в другое.
Поезд медленно сбавил ход: наша станция. Надев рюкзаки, выходим на перрон. Приземистое здание вокзала утопает в зелени. Вокруг никого. Мы единственные приезжающие. Подойдя к справочному автомату, узнаём всё необходимое о маршруте. В этот раз мы решили побывать там, где ещё не были: на Голубых Озёрах. Это день пути.
— К вечеру успеем? — интересуется моим мнением Виктор Васильевич.
— Должны.
Сразу за зданием вокзала густая роща цветущей черёмухи. Мы пошли по коричнево-зелёной пластиковой дорожке. Лёгкий ветерок, врываясь под кроны деревьев, обдавал волнами душистого запаха. Через некоторое время дорожка свернула, и мы пошли напрямик. Часа через три вброд перешли речушку, за которой начинался густой сосновый лес. Немного отдохнув, двинулись дальше. Мы почти не разговаривали, вновь переживая забытые за год запахи. Шли, бездумно ступая по зелёному мху, мягкому пружинистому дёрну. В иных местах сосны росли настолько густо, что их кроны смыкались и идти приходилось в зелёном полумраке. Но вот сосны кончились, и началась молодая поросль берёз и ёлочек. У небольшого овражка, на дне которого бил родник, мы сделали привал. Подкрепившись консервами, запили холодной водой. Потом, собрав сухих сучьев, развели небольшой костерок. Уже заметно вечерело.
— Часа через полтора будет темно, — сказал Виктор Васильевич, — нужно поторапливаться.
Мы залили костёр и зашагали вслед за солнцем. За порослью берёз была узкая полоса кедрового леса. Она кончалась у тянувшихся вдоль этого леса невысоких холмов, сливающихся в миниатюрную горную цепь. День уже догорал, когда мы взошли на неё. Сплошное поле озёр, полыхая отражённым светом заката, протянулось до самого горизонта, где лежал тяжёлый багровый диск солнца. Невдалеке у ближайшего озера стояло два дерева.
— Нужно успеть поставить палатку, — сказал я.
Мы сбежали с бугра. Деревья оказались клёнами. Виктор Васильевич торопливо раскручивал палатку, я вбивал колья, растягивая её прорезиненный пол. В сумерках всё было готово. Дрова искать было поздно, и мы решили обойтись без костра. Поужинали горячим кофе из термоса и печеньем. Вокруг было удивительно тихо. А клёны были особенными: в сумерках они казались синими. Чёткие силуэты их вырисовывались на фоне зелёного неба, и листья казались вырезанными из жести. Мы обсудили планы на завтра, приготовили наше «оружие»: кинокамеру и фотоаппарат.
— Наверное, пора ложиться, — сказал Виктор Васильевич, — да и устал я порядочно.
— Я не лягу в палатке, — сказал я. — Лучше на свежем воздухе.
— Как хотите.
Я залез в спальник и плотно закрылся. А между тем зелёные сумерки превратились в синюю ночь, и на небе всё ярче разгорались звёзды. Вскоре чёрный бархат неба полыхал серебряным огнём. Клёны чуть слышно шелестели рядом. Незаметно для себя я уснул.
Мне приснился удивительный сон. Он был очень ярким и до странности последовательным:
На востоке едва светлела бледная полоска. Звёзды ещё во множестве усеивали небо. Я неторопливо свернул спальный мешок, медленно подошёл к клёнам. Потом уверенно положил руку на шершавый нарост, она без всякого сопротивления погрузилась внутрь ствола. Нащупав какую-то упругую пластину, я так же уверенно нажал её. Послышалось низкое гудение. Оба клёна ощутимо задрожали, стали расплываться, окутывая меня синим густым туманом. Я оказался в прозрачной сфере. Она, невысоко поднявшись над землёй, с большой скоростью помчалась на запад, потом по окружности на восток. Между тем я подсознательно чувствовал, что это сон, и когда меня что-то кольнуло в руку, поменял её положение, но так и не проснулся.
Оставив позади многие километры, сфера стала приближаться к появившимся на горизонте горам. Вскоре они оказались внизу. Аппарат завис над одной из вершин и стал медленно погружаться в каменные слои. Меня это нисколько не удивило. Я до странности равнодушно относился к происходящему. Сфера остановилась в огромном зале пещеры. Стенки сферы затуманились, задрожали, исчезли. Я оказался один в сумрачной пустоте. Из широких щелей в каменных стенах струился тусклый свет, едва освещая нижнюю часть зала. А его своды, утопая в чёрном мраке, казались на недосягаемой высоте. Вдруг в стене напротив бесшумно отворилась овальная дверь, и на пороге появился человек. Поглощающая свет ткань, похожая на тонкую замшу, плотно облегала его фигуру.
Он подошёл ко мне, улыбаясь, что-то проговорил. Черты его лица были мягки, но взгляд сосредоточен и серьёзен. Он жестом пригласил меня к одной из каменных ниш в стене. Светильники в ней ярко загорелись, освещая разложенные схемы, чертежи, диаграммы. Он начал что-то объяснять, перекладывая их, вычерчивая на эластичной ленте непонятные символы. Незаметно появилась женщина. В её руках был какой-то аппарат. Поставив его на стол, она взглянула на меня, улыбнулась и отошла в сторону. Над аппаратом возникло объёмное изображение вязкой мерцающей темноты. В глубине этой темноты возникла рельефная светящаяся плоскость, подёрнутая голубой дымкой. Появились какие-то овальные строения, пересекающиеся своды сферических башен, люди, помещения, похожие на лаборатории. Я равнодушно созерцал эти быстро меняющиеся изображения. Но вот свет померк, мерцающая темнота свернулась в одну точку и исчезла.
Мужчина и женщина принялись меня в чём-то убеждать. Мне казалось, что говорят они обычным и привычным языком, но я слышал лишь голоса, не понимая речи. Они сложили всё лежащее в нише и проекционный аппарат в громоздкий металлический ящик, дали мне его в руки. Я вновь очутился в сфере, которая тем же путём доставила меня к палатке.
Проснулся я со щемящим чувством тревоги. Было очень рано. Острое беспокойство сверлило мозг. Хотелось встать и что-то сделать. «Что за чертовщина! — подумал я. — Научно-фантастические сны стали сниться!». Детали сна помнились отчётливо. И я с сомнением посмотрел на клёны, непроизвольно желая увидеть в них какие-то изменения. Но они были обыкновенными и даже не казались, как вчера, синими. Вскоре взошло солнце. В палатке зашевелился Виктор Васильевич. Я закрыл глаза, притворяясь спящим.
— Вставайте, Дима. Эх, восход проспали! — огорчённо сказал он.
Я выбрался из мешка.
— С добрым утром.
— С добрым утром.
— Пойдёмте умываться, Дима.
Мы, прихватив полотенце, поёживаясь от утренней прохлады, подошли к озеру.
— Холодная вода замечательно бодрит, — говорил, докрасна растираясь полотенцем, Виктор Васильевич.
Я без удовольствия ополоснул лицо и стал вытираться. Тревога незаметно прошла, но освободиться от мыслей о сне я не мог.
— Дима, вы что такой хмурый? Или дурной сон приснился?
— Да… Хотя я бы не сказал, что дурной.
— Тогда рассказывайте, пока приготовим завтрак. Моя покойная бабушка отлично толковала сны... Так что я вам могу быть полезен.
Я улыбнулся, смущаясь и запинаясь, пересказал сон. Виктор Васильевич вскрывал концентраты, я подбрасывал сухие сучья в костёр.
— Вам, Дима, и в кино не надо ходить.
Я молчал.
— Насколько я понял, вы теперь стоите перед проблемой: а вдруг! Так?
Я смутился.
— Да нет… я не думал… Но вообще ведь у нас нет разработанной для состояния сна…
— Теории контактов, — подсказал Виктор Васильевич.
— Да.
— Действительно, нет, — подтвердил он. — Но и не нужно.
— ?
— Видите ли… в двух словах это объясняется следующим образом. Если посланники некой цивилизации достигли нашей планеты, несомненно испытав при этом множество трудностей, то можно утверждать: их цивилизация очень высока. И они всегда могут найти способ непосредственного контакта. Возможно, они могут воздействовать на спящего человека каким-либо психическим излучением. Но это явится лишь сигналом к началу контакта. И ничего больше. Сами понимаете, что всё сказанное облекать в теорию совсем незачем.
— Но вот вы сказали, что они могут сигнализировать о начале контакта. Но ведь и… мой сон…
— Нет, Дима, нет. Это слишком примитивно. Клёны, сфера, пещера… Зачем, спрашивается, это делать? Зачем приглашать вас к себе, когда они сами могут появиться здесь или прислать этот ящик с информацией, при соответствующем объяснении? Тем более представители высокой цивилизации должны понимать, что вопросы контакта: перевод языка, обмен информацией, индивидуально не решаются.
— Но вдруг у них нет времени, или иными способами контакта они не могут воспользоваться?
— Поверьте, Дима, этот был бы самым ненадёжным. Допустим, ваш сон — реальность. Но я вас убеждаю, или вы сами убеждаете себя, что сон — это… просто сон и ничего больше. В результате: контакт не состоялся, потеряно время для попытки установления его другим способом.
— Всё это так, — согласился я. — Но такая яркость и последовательность…
— Да никак вы уверились в реальной подоплёке сна?
— Да нет, совсем нет! — покраснел я. — Просто это всё так необычно.
— А вы знаете, Дима, сколько мне в своё время снилось подобных снов? Среди них были последовательные, непоследовательные, яркие и тусклые. Да разве только мне?… Все прошли через это, те, кто хоть мало-мальски верил в осуществимость контактов. А сколько было курьёзных случаев на этой почве!
Я был окончательно сконфужен: «Чёрт меня дёрнул рассказать этот сон. И надо же было ему присниться!».
— Ничего, Дима. Это даже хорошо, что вам снятся такие сны. Значит, вы серьёзно относитесь к своей работе, — сказал Виктор Васильевич и добавил: — Ну, нам пора, а то уже восемь часов.
Мы взяли кинокамеру, фотоаппарат, загасили костёр и пошли в сторону озёр. Природа радостно просыпалась. Воздух был полон резких запахов трав, разносившихся испаряющейся росой, криков озёрных обитателей. Вскоре я совсем перестал думать о сне и утреннем разговоре. Жизнь этого, удалённого от людей, мира полностью захватила нас. Весело чавкала под сапогами болотная грязь. То и дело чуть ли не из-под самых ног выкатывались сероватые комочки-кулики и, вспорхнув, медленно и валко улетали на противоположный берег озера. Сами озёра сплошь позарастали по краям тёмно-зелёным хвощом, водяным перцем с зеленовато-розовыми цветами.
Виктор Васильевич поминутно щёлкал фотоаппаратом. Я выбирал всё что поинтереснее: быстрый полёт пары свиязей, панораму озёр, заросли бледно-розового алтея, куда спряталась чета чирков и откуда доносилось недовольное трещание селезня и испуганное кряканье утки.
Мы забирались по пояс в озёра, ползали по-пластунски в сырой осоке, шипели друг на друга, боясь спугнуть выводок дупелей или просто большую лупоглазую лягушку. К полудню мы были грязными и мокрыми, словно нас специально макали в воду, а потом валяли в грязи. Ко всему почувствовали сильный голод. Но это бы не остановило нас, если бы не кончились запасные кассеты с плёнкой. Пришлось возвращаться.
У палатки мы просушили одежду, основательно пообедали. Потом, зарядив фотоаппарат и кинокамеру, вновь отправились на озёра. На этот раз мы были немного рассудительнее: в воду не лезли без надобности и не снимали всё подряд. К вечеру воздух посвежел, хотя сохранилось безветрие. Мы возвращались к стоянке усталые, но радостные и полные впечатлений. Солнце было у самого горизонта, и в прохладном вечернем воздухе гулко разносились крики потревоженных птиц.
Ещё издали я увидел наших соседей-клёнов. В памяти всплыли картины сна: странные люди, пещера, города. Мне сделалось немного грустно. Грустно оттого, что всё, о чём я тайно мечтал, пришло во сне и сон больше не повторится... Наконец, мы добрались до палатки и устало опустились на траву. Клёны замерли в неподвижном воздухе. И опять, как вчера, их листья казались вырезанными из жести, а сами они отливали неестественной синью...
Мы разожгли костёр, раскрыли консервы, вскипятили чай. День кончился. Солнце ушло за горизонт, но было ещё светло.
— Посмотрите на эти заросшие озёра, — сказал Виктор Васильевич. — Всё это очень похоже на пейзаж девонского периода. Тогда землю покрывали топкие болота, заросли хвощей. И так до самого горизонта: на север, на юг, во все стороны...
И действительно, в сумерках поля озёр казались первозданным ландшафтом. Мы ещё долго сидели у костра, делясь дневными впечатлениями. Ещё вчера в справочном автомате мы узнали, что на озёрах находится станция слежения за режимом жизни озёрных обитателей. От нашей нынешней стоянки она находилась не более чем в пяти километрах севернее. Мы решили в последний день побывать и там.
— Ну, что ж, пора ложиться, — сказал Виктор Васильевич. — Я бы посоветовал вам сегодня ложиться в палатке, а то довольно прохладно. Да и появились комары. Хотя их мало, но они могут испортить сон.
— Ничего, Виктор Васильевич, их действительно очень мало.
— Ну, как хотите. Желаю ночи без сновидений.
— Вам тоже спокойной ночи, — сказал я, но ещё долго лежал с открытыми глазами, смотрел на догорающие угли костра. Потом мысли стали путаться. Я уснул.
Мне приснился вчерашний сон. Но теперь его действие начиналось в полдень. Всё было в прежней последовательности, но в более быстром темпе. А первая часть сна кошмарно повторилась множество раз: я смотрю на небо, солнце в зените. Подхожу к клёнам, нажимаю пластинку. И всё сначала.
Всё было похоже на бред. Я пытался проснуться, чтобы освободиться от гнетущего кошмара. Я даже, кажется, на мгновенье поднял голову и открыл глаза, но вновь бессильно уронил её. Пытка кончилась ранним утром. Я проснулся в холодном поту. Во рту было сухо, голова горела. Очень хотелось пить, но я не мог даже пошевелиться и лежал до тех пор, пока из палатки не вышел Виктор Васильевич.
— А вы всё спите, Дима? Поторапливайтесь. Сегодня нужно успеть с восходом.
Я не отвечал, продолжая лежать. Виктор Васильевич подошёл ко мне:
— О, да у вас глаза красные! И лоб горячий! Никак простудились? Я же говорил: в палатку нужно было ложиться. Погодите. Посмотрю в аптечке что-нибудь...
Продолжение следует...
Комментарии
Добавить комментарий