Дорога на Иссык-Куль

От автора: Это стихотворение написано по «впечатлениям и заметкам» начала двухтысячных годов, и даже раньше. К настоящему времени дорога на Иссык-Куль по его северной стороне изменилась радикально. Такие же изменения намечены и на южной стороне. Дорога, конечно же, технически стала значительно лучше и комфортней, во многом безопасней. Но теперь вдоль дороги нет таких рощ, почти не осталось реликтовых карагача, ивы, тополиных тоннелей, джигиды и прочих чудесных деревьев, нет и зарослей кустарников... К сожалению, пока так всё обстоит, что зоны природы – это не более, чем расходный материал, чем досадное препятствие при масштабном строительстве. Мне хотелось что-то из исчезнувшего и то, что ещё исчезнет, сохранить в этих строках. Но озеро – хотя и окружено, пока пунктирно, частными территориями, – не исчезло никуда... У стихотворения есть продолжение.

 

Если, подобно птице, нисходить с небес

На эту часть планеты – гор, озёр и речек,

Где ледники и звёзды ищут встречи,

Альпийские луга перебегают в лес...

 

То вскоре солнце свой откроет улей,

Сверяясь со своим календарём.

И пчёлы света полетят вдоль улиц,

Наполнив мир хрустальным янтарём,

Долину Чуйскую, долину Иссык-Куля...

 

Плывут за горизонт пространства тех долин,

Не видит глаз предела их просторам.

А здесь портал ущелья, сдвинув коридором,

Их широту собрал – в линейность суммы длин.

 

Ущелье долго тянется всё выше,

Автобус чуть ползёт и хрипло дышит,

Нефрит реки мелодией потока

Внизу ущелья вьётся от истока.

 

Покрыты склоны разноцветной смальтой.

А эти замерли оплавленным базальтом,

Мажорно, как симфония органа,

Вздымаются хребтами утром рано.

В безмолвии величественно-странном

Царят аккордами, космично и пространно.

 

Потоком музыки времён, подобно Баху,

Здесь заправляет паренёк-рубаха:

То тормозя, то рассекая дали,

Он резво топчет клавиши педалей.

 

Головокружно кружит в полукружьях

Неровного и узкого шоссе –

Подчас опасно: у реки глиссе.

Но скоростей ему регистры – служат.

Вот вовремя включён регистр альта –

Мы строго в синусоидах асфальта.

 

От вас правее, высоко на склонах,

Безжалостно их складки прорезая,

То прячась в острых каменных коронах,

То опускаясь ниже, то взлетая,

Железная дорога путь свой держит.

Мелькает сталью блещущий прогон –

Хватай билет на сей аттракцион!

   -

И снова бытия непостоянство...

Селение, река, железная дорога, склоны

Втянулись в одномерное пространство:

Не замедляют ход машинные колонны,

Обочин нет, и переход не метят –

Как выживаете, собаки, кошки, дети?

 

Теснится вдоль шоссе глухой заслон жилищ,

В массивных стенах редкий проблеск окон,

Где жизни ток – так странно сер и нищ,

И дух печали дремлет одиноко.

 

Едва втянулись – слишком крут подъём.

Стоим, как в том мультфильме паровозим:

То остужаемся, то нюхаем цветы, то воду пьём,

Вот так и едем, и попутчиков подвозим...

 

А там вон братьев меньших робкие следы

В зелёно-серой замше джигиды,

Чуть видны ла́зы, неприступна облепиха:

Шипы способны защищать от лиха.

 

Обвальных склонов напирают плечи

На стен защитных мощные щиты.

В протоках селей стайка птиц щебечет,

Что мощь людей – немного от тщеты...

   -   

Вот два моста легли на ток реки.

Ущелье раздалось, но путь вам параллелит:

Маршрут железную дорогу рядом стелет,

Так близко, просто на длину руки.

 

В каком-то пригороде это всё обычно,

Обычно – где-то там, но здесь...

Слоновьи-трубно подавая весть,

Обыденно навстречу – необычность:

 

Обыденно дымит зелёный тепловоз,

Близ рощицы навстречу выползая.

За ним, под перестук, вагонов длинный хвост.

Из окон, с вами взглядами встречаясь,

Вам улыбаются – как будто из трамвая.

 

Немного странно, вроде бы привычно.

Как будто с вами – лично и безлично.

Как будто вы с работы – спите и не спите.

Но что-то здесь от встречи на орбите.

 

Расходимся, сильней клони́т горизонталь:

Мы тянем выше, поезд громыхает вниз.

Над нами скал тревожащий карниз,

Но взгляд опять – в неведомую даль...

   -

Вот те забылись в позе молчаливой,

Другие отвлеклись к тому, что площе,

И пропустили тем реликтовую рощу.

Шоссе тянулось в ней неторопливо,

Раздвинув неохватно-древние стволы,

На фоне глин, что мраморно белы.

Волненьем крон терялись в небе ивы,

Чуть выше их, парили, лишь орлы. 

 

И вдруг сквозь ветви древа, сквозь листы

Лучом нежданно под ресницы брызнет!

То будит вас незримой силой жизни

Долинка небывалой красоты...

 

Вот так мечта, преображаясь в явь,

Подступит к сердцу необычно близко,

И ток экстаза вас возносит с риском

Забросить в небеса – блаженно вплавь.

 

Автобус ускоряется умело,

Всё больше отдаляются хребты.

И здесь, в их разбежавшихся пределах,

Течёт река, не горной широты:

 

Под синим небом, поясом снегов

Замедленная сказочность нефрита

Сквозь изумруд зелёных берегов,

Сквозь шёлк травы оттенков малахита,

Оглаживая кремни неолита,

Зеркалит стаи белых облаков.

 

Палитра склонов изжелта белеет.

Меняется ландшафт, всё будто бы мелеет.

А гребни гор становятся всё ниже,

И твердь земли, к небесной тверди ближе.

 

И вот подобно выпущенным пулям

Метнулись к горизонтам цепи гор:

Стремительно расширился простор –

Встречает вас долина Иссык-Куля... 

 ∗ 

Встречает полная чудес ещё одна

Не схожая ни с чем небесная страна.

Устав от торможений бесконечных,

Водитель вдруг ускорился беспечно:

Шоссе стремится вдаль, как тонкая струна.

 

Дыхание, презревши контур тела,

Как жёсткую судьбы окаменелость,

Её всех уплощающую сталь,

Расширилось до редкого предела,

Как будто лёгкие вобрали ширь и даль.

И свежесть ветра с запахом полыни –

Той пряной, что живёт пустыне,

И высоту, и глубину вселенной,

И даже те, чья исповедь – печаль,

Забыли вдруг, что жизнь скучна и тленна.

 

В глазах замедленно, по циферблату скоро

От горизонта отделялся город.

Он приближался, возникал из точек,

Превозмогая боль свинца житейских гирь,

Рос как от корня, зеленел от почек –

Кубы домов, углы жилищ и крыши,

Расчерчивая даль, тянулись выше.

А там за ним, окрасив даль и ширь,

Раскинувшись за берег покрывалом,

Светились воды, синью небывалой...

   -

Стремительно заполнился пустырь обочин:

Запе́стрили лотки, где рыба днём и ночью,

Малина, облепиха, яблоки и груши –

Плоды трудов, дары воды и суши.

В ушах взорвался гомон развесёлый

Хоров – проезжих, и торговцев соло.

 

Общаются вразброс, напористо и зычно.

Вникают в суть, разнотонально и разноязычно.

Укладов смесь, одежды разнообразье... 

Под шляп брожением и строем колпаков,

Кивки бейсболок и сокрытием платков –

Единства ищет наций разноглазье.

 

Гирлянды рыбы цвета янтаря и меди,

Шашлычный дух, поэтому не странно,

На пир собаки тянутся незвано.

Смущают их носы развалы снеди,

Сурово гонят их и мужики и леди:

Ишь, кружатся вокруг на мягких лапах!

Кумыс и мёд, лепёшек чудный запах...

 

Зовут и вас, готовы скинуть цену,

Насыпать с горкой, наливать без пены.

И что-то вам лукавят попрошайки,

Их, малолетних, вьются рядом стайки,

Неслаженно вымучивая сцену.

Сидят два нищих инвалида у стены,

Уж скоро полдень, чаши неполны.

   -

Житейский полусон – привычка человека:

Богач и нищий, «хомо» – «энимэл»,

Мудрец, простак, дитя «ни бэ ни мэ».

В сужении времён – здоровый и калека,

Молитвы полустон, немилосердность века.

 

Кипение эмоций, муки, боль незнаний,

Голодных спазм, нещедрость подаяний,

Искрение страстей в удушьях маеты,

Беды прощенье – фетвой оправданий,

Сковавшей плоско радость и печаль.

Всё так, но нечто – не от суеты.

Поверх всего, свободы, вертикаль...

 

Поверх всего вы зрите купол лета, 

Сквозь кожу сердцем пьёте синеву.

Всех заполняет суть тепла и света

Во снах – в забы́тье, в Боге – наяву.

 

Вот издали, от берега, из синевы воды

Живая нежность проникает в тело.

Морская свежесть, стайки чаек белых

Кружат над вами, как весной сады.

 

Их детский писк приходит из пространств,

Их серебристый тенор беспокоит уши,

Чем нарушает призрачный баланс

Себя в быту чуть подзабывшим душам.

 

К дверям автобуса сбегается народ.

Все на местах с покупками и смехом.

Автозаправка, запах кофе, бутерброд,

Кому-то рыба с пивом – не помеха.

    ∗ 

Водитель вертит руль и упирает ноги.

Лихим полукруженьем обнимая стелу,

Попутных обошёл – уверенно и смело.

Автобус, перейдя на и́ноходь дороги,

Уже не издаёт ни скрежета ни стона,

Урчит, миротворя, «октавой» баритона.

 

Да, в жизни не совсем всё по Эвклиду:

Сошлись на переезде параллели –

Железную дорогу, что ушла из виду,

Своим путём вы пересечь сумели. 

 

Её на пристань к берегу приткнуло.

Вот резкий посвист, глухо громыхнуло:

Там маневровый, дымно выдыхая,

Без церемоний товарняк толкает.

 

Гудят буксиры, баржи в гавань входят,

Вдали теряясь, лодки мореходят,

Сливаясь с синью, корабли идут,

За горизонтом их сегодня ждут.

 

В порту инопланетно громоздятся краны,

А слева, вдоль шоссе бегут каштаны.

Промышленный пейзаж, цеха, рабочий люд,

Склады, заводики, станки, посты охраны,

Пылят машины, в ноздри бьёт мазут...

 

Но справа – чудеса: зелёные барханы...

Тонально блеют овцы и бараны,

В песках, по классике, колючки и верблюд –

Впечатан в миг, высокомерно ладен.

В широкой луже кони воду пьют,

Лицом сливаясь с отраженьем глади.

 

По-своему, две эти части мира правы.

Вот только им дружить, увы, не повелишь.

Свежо и необычно пахнут травы,

Где с тихим шелестом укрыл ручей камыш.

   ∗ 

А что, вот так уехали – и только?

В свои блаженства, в сытость пасторали...

А что, собаки, нищие – остались?

В безмолвствии времён, в немой печали.

На дни, на годы, на века – на сколько?

 

Нет, всё не так, всё было чуть иначе.

Вы никого из тех не упустили,

Кто и без слёз, глотая горечь, плачет.

Всё осмотрев, вы трезво рассудили:

Кому-чего, но так – по вашей силе.

 

Подросткам, неприемлющим нужду,

Вы, как бы веря, что-то тихо дали:

Хватило, чтоб не только на еду,

А «бригадиры» до утра б отстали.

 

Побольше в чаши – на денёк-другой!

В сторонке от людей, их несогласных глаз

Собакам всем и кошкам – сытный той!

Чтобы, рискуя, в этот день не крали.

На это всё – безмолвным был приказ:

От сердца, от души – ей каждый свой.

От времени безмолвной «пасторали»...

   -

Да, этот мир не хочет быть добрее,

К добру стремясь, народы стали злее.

Удел людей стал небывало лих.

Замахиваясь на спасенье мира,

Катком гордыни шествуют кумиры,

Раздавливая жизни малых сих.

 

Везде масштаб борьбы, охват плакатом общим.

«Убий» что «не убий» – слилось в умах элит.

Нацизм с либерализмом сошлись и слабых топчут,

В толпе бегут на площадь священник и бандит,

Поют себе осанну, на всю фальшивя площадь...

В безумствиях народов душа людская – спит.

 

Всё это принимать за истину – не стоит,

Как ставить жизнь свою на обещаний сто.

Лукавят в той игре, где «всё» равно «ничто».

Рука в ней – не даёт, рука в ней руку моет.

   -

Но можно обойтись без пафоса борьбы,

Не возносить участье выше тризны:

В одном потоке общей с вами жизни

Чуть подровнять нещедрость их судьбы.

 

Они, как вы, – во времена́ вселенье,

В дожди миров, в их капли бытия:

Глядит на вас печальное творенье,

Но видит вас – Божественное «Я»...

 

Ещё к тому: бездомным быв, щенок

Теперь в коробке, спит у ваших ног.

Он спит и едет – всё одновременно.

Теперь вы вместе, странники вселенной.

   ∗ 

Шоссе уходит прямо, к цепи гор, на юг:

Орто-Токой, Кочкор, Нарын – и Сусамыр.

Оттуда же река с высот стремится в мир,

Как будто размыкает параллели круг.

 

Прошли года, а может быть, и вечность –

Вам доводилось жить и в тех краях...

Там снег вершин, там веет бесконечность.

Зовёт она в окне забытой свечкой,

Из далей прошлого мерцает, как маяк.

 

Зовут с собой каньоны и тропинки

Свободы миг безмерно долго пить.

Взбежать на пик, глотая снег и льдинки,

Сбежать в ту даль, и там остаться жить...

 

Но вам – вдоль озера, по южной стороне,

Оно всё больше, слева – ширится в окне.

И как-то смолкли все, восторженно немея.

Вам на восток, вдоль тех хребтов Терскея.

   -

Пошли совсем другие холмики и рощи

На фоне озера и дальних снежных гор.

Болота с цаплями, с обочин галок хор,

Песчаники, бугры с полынью тощей,

Влекущий к берегу речных низин простор.

 

Между бугров шоссе петляет гладко,

Щенка в ногах укачивает сладко.

То катим вниз, то снова лезем выше.

Вот резкий клёкот хищной птицы слышен:

За окнами широкой тенью сверху,

Да так, что солнце на мгновенье меркнет,

Взмахнув лениво, проплывает беркут.

 

Смешались здесь все климаты и зоны,

Карагачи, берёзы, тал и тополя,

То глина красно-жёлтая, то чёрная земля,

Урюк неспелый, яблони и склоны,

Обрывы, яры – да почти каньоны.

Ручьи и речки с ледников стекают,

Питают озеро, и в нём бесследно тают.

 

Но диво-дивное: за устьем той реки

Законам физики и смыслу вопреки 

Вздымался купол сини несравненной,

Синей небес в палитре сокровенной...

 

Оптический обман, игры лучей коллаж?

Легко поверить в сказочный мираж:

Освобождая от физических оков,

Возносит озеро над чашей берегов.

Но их самих не видно на просторе. 

Так озеро оно – а может, море?

  ∗ 

Калейдоскопно пробегает ближний план:

Сады, стога, аилы, юрты, городки и люди.

Между богатых строек сохнет и саман:

Не каждому к богатству путь нетруден.

 

Коров погнали в поле старики и дети,

Горят на солнце купола и витражи мечети.

И жив ещё советский вид архитектуры:

Дукёны-магазины и дворцы культуры.

Пусть на табличках выцвела эмаль,

Ильич всё тот же – приглашает в даль...

 

Войну не уличить в любви и сантиментах:

Застыли вместе в строгих монументах 

И титульные, и давно уж коренные.

Все вместе – там, давно уж не земные.

Из вечности всё снисходительно-безлично,

В ней не воюют сходства и различья...

 

Ещё недавно в мире отзвучали времена,

Когда не главным было: кто какого рода,

Не так уж важно, что за вами племена

Из «царских», «ханских», просто из народа.

Важна не искра Божья, но «порода»?

А это значит – всё решит война...

Душой взывает с минарета муэдзин:

Ааллааах акбааарр! И эхо от вершин.

 

Всё движется, но недвижим Тянь-Шань.

Древнее древности безмолвный дух величья

Бессменно царствует над общим и над личным:

Над славностью родов и мимолетием веков,

Над гордостью свобод – в условностях оков.

Но пусть вселенной так прохладна ткань,

Из бездны, всех, Творца спасает длань.

 

В проёмах окон, как картины в рамах,

Вам дальний план листает панорамы,

Даруя пережить как откровенье

Замедленное вечностью мгновенье.

   -

Везде в селениях базарчики, базары.

От сёл поодаль – вдоль дорог мазары.

Вот между двух не очень близких сёл

С двуколкой резво семенит осёл

С немыслимой на ней горой товара.

 

Спускаясь вниз на скорости приличной,

Пошли тоннелем дивных ароматов.

Вот тем, взгрустнувшим, это стало личным,

Вернув из прошлого им памятные даты...

 

Светились жёлтым островки акаций,

Смешавшись с солодовником похожим.

Синяк светился пятнами локаций

В протоках селей высохшего ложа.

Полоской у дорог застыли злаки,

А в них пылали запоздало маки.

 

Качался колко сказочный татарник,

И розовел неведомый кустарник,

Ромашек искры в зелени тархуна,

Цикорий васильково голубел –

Всех затопила запахов лагуна... 

Над нею – через точку и пробел

Морзянкой в небе жаворонок пел.

 

Изысканность не вся надменным грандам:

Творец и здесь – неординарно очень

Прошёлся кистью щедрой вдоль обочин

Густой и томной тяжестью лаванды.

Погожим днём в ней затаённость ночи...

 

Из широты полей – на узкий перевал.

С него видней рубцы морщин планеты.

Седую древность – явленную в этом,

Ковёр цветов целительно скрывал.

Вот вышли все вдохнуть просторов лета,

И чуял каждый – старец и малец –

Что жизнь писал, блаженствуя, Творец.

 ∗ 

Клонился день к вечерней половине.

Поближе к берегу туристов подвезли:

Пора уже искать «привал в пустыне» –

И все, кто «подикарствовать», сошли.

 

До озера тропинкой – в метрах сотни три.

Колючий джерганак, деревья джигиды,

На ветках пузырятся неспелые плоды.

Прощально стоп-сигналов моргнули фонари.

 

Все шествуем туда! – какой-то звал вития.

Камыш, и уток растревоженный полёт,

Солончаки, пучки соломинок вразлёт –

Природа икебанами растит букеты чия.

 

Но вот и место – выдыхай, народ!

Куда, чего – палатки, вещи, рюкзаки,

Мешки с продуктами, канистры, котелки,

Весёлый смех, шатанье и разброд...

И, всем мешая, носится щенок –

Хватает всех, заливист, как звонок.

 

Кто к озеру, кто к скальным валунам,

А кто порядком занят – «вам и нам».

Через часок готов палаток строй –

Какие в ряд, но больше вразнобой.

Горит костёр, по кружкам чай разлит,

Тем – бутерброды, тот устал и спит.

   -

Полоска дюн и край пустого пляжа,

Где стайка уток плавает вдоль кряжа.

Сливаясь с далью, тёмно-синий щит

Бескрайней гладью выпукло лежит.

 

Но ближе к берегу широкой полосой

Цвет озера уже совсем лазурный.

Волна по мелководью катит бирюзой

И на ладонях пенится ажурно.

Что остаётся – чистая слеза,

А где-то с гор доносится гроза.

 

Веками камешки в воде шлифует лето,

Сквозь слёзы волн они как самоцветы.

В песке выводит ветер письмена,

Но всякий раз смывает их волна –

Не раскрывает жертвенность планеты,

Что тварям всем на вырост отдана...

 

Вдали барашки волн резвятся в синеве:

Склоняют вас на празднике весёлом,

Что вторит мыслям странным в голове, 

В их коллективе выплыть новосёлом.

   -

Накатывая волны на песок и мели,

След ваш скрывая, пузырясь кипели.

Вы шли и шли, до глубины по шею,

Песок морщинками вам настелил аллею.

 

«Прилив-отлив» – раскачивает тело,

Но близок сердцу светлый сумрак вод.

Стихия чует вас и признаёт всецело,

Ей вашей крови стал созвучен код.

 

Ваш ритм дыханья был разнообразным:

Дышали носом, ртом – и не дышали.

Быть может, внешне был он несуразным,

Но брызги вам и ветер – не мешали.

 

То на волне, то сквозь, то под неё ныряя,

Вы плыли мерно вдаль, времён не измеряя,

И все движенья ваши с волнами дружили.

Вы плыли так, как будто просто жили.

 

Но вот под вами дно упало в бездну,

Опора чувствам – стала бесполезна.

Теперь вы между небом и пучиной –

Колышет гладь двойная синева.

Вы снова – осознанье без причины,

В котором только смыслы, не слова.

 ∗ 

Здесь катят волны в разных направленьях,

Толкают встречно, рвутся напролом,

Вздымают вас на несколько мгновений,

Швыряют в омут резко под углом.

 

И в этом нет угрозы или гнева,

Задуманного против жизни зла.

Реальность вас сурово обняла,

Но что-то в ней от нежного напева.

 

Смятенье волн оставив высоко,

Врываясь под сеченье этой шири,

Вы словно отогнули полог в мире,

Ныряя под поверхность глубоко.

Там от глубин, неведающих дна,

Втекали в вас покой и тишина.

 

И там возникло, как по мановенью:

Лучей, подобных спицам колеса, –

Как будто за пучиной небеса! –

Сквозь сумрак вод неспешное вращенье.

 

Взрывалась гладь, сплетались параллели,

Рвалась поверхность на изломах линий,

Но вы лежали в этой рваной сини,

Качаясь словно в детской колыбели...

 

Клонится солнце, но хватает света,

А там внизу лучится тайной бездна.

И всё, что было в жизни бесполезно,

Сошлось в единство полного ответа.

 

Всё совместилось в сосуществованье:

И мир, и высота, и вы, и глубина.

Всё встретилось, что было расставаньем.

Нашли друг друга звук и тишина.

   -

Непримиримость всех противоречий,

Отягощавших долгом ваши плечи,

Неслаженных движений перехлёст,

Незавершённость скомканных мгновений –

Суммировались в этом недвиженьи.

А мир вокруг стал первозданно прост...

 

И жизнь была, как первозданный луг,

И тёк сквозь время первозданный звук.

Часы, минуты, годы, поколенья?

Но разомкнулся циферблата круг, 

И нет того, кто бы считал мгновенья.

Ведь в этом есть такое постоянство,

В котором и свобода и пространство,

Где, завершая сложность в пустоте,

Миры возносит вечность к простоте.

 

Там воды очищенья и блаженства.

Там ждёт усталых свет и обновленье,

В гармонии – смиряется смятенье,

И ясно виден путь до совершенства.

 

Всё совершится, что необходимо.

И Сущность, как всего Прообраз,

Всем утомлённым возвращает образ.

И снова в жизни всё преодолимо.

 

Сложившись перспективой плоской,

Далёкий берег выглядел полоской.

Хотя к закату день уже клонится,

Над сенью сумерек ещё преобладая,

По-летнему не соглашаясь длится.

И вы вернулись, с ветром совпадая...

 ∗ 

Теперь немного – от влекущих слов,

Что могут возбудить сверх вашей меры...

Прекрасное зовёт, легко рождая веру,

Но не по силам может оказаться зов.

Пусть увлекают строфы слогом чудно,

Не применяй их в водах безрассудно!

 

Тогда зачем здесь столько много строк,

За грань влекущих, – если не урок?

Ведь в заблужденье вводят эти речи,

Ведь содержанию всему противоречат!

Так всё – иллюзия, что автору лишь снится?

Противоречит – да, придётся согласиться...

Хотя и добрый сон, бывает, знатно лечит! 

 

И всё же здесь – Реальность, а не сон.

В ней каждый дух, предел минуя, вырос.

Реально всё: свобода, глубина и небосклон.

И очищение, и вечность у истоков мира...

Вот только, для неопытных, на вырост.

 

Необязательно уныло что-то ждать,

Идти навстречу всё-таки возможно.

По силам, не тщеславно, осторожно

Себя к истоку жизни приближать.

У берегов – озёр, морей и рек,

Прудов, бассейнов, океанских мелей –

В свои глубины все б войти сумели,

Своих вершин достиг бы каждый век...

Стихиями оплотен человек –

В созвучье с ними он приходит к цели.

 

Стихий живой баланс для тела очень важен:

Не соревнуясь, не спеша – и путь налажен.

Не стоит лишь играть тщеславной силой.

Чтобы акулой – жизнь не укусила...