Начало здесь: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…» Часть 1. Довоенное
Москва военная
Потом была война. Помню мечущиеся ленты прожекторов по тёмному небу, сигнал сирены — извещение о налёте фашистов. Радио не выключали — оно тоже извещало о налёте. У нас были собраны на этот случай вещи в узлах и продукты. При первых звуках сирены мы бежали из дома к метро «Дворец Советов». Там, в тоннеле с чёрными жгутами проводов по стенам, где днём ходили метропоезда, тускло горели лампочки, сидели и спали люди на таких же узлах, дожидаясь отбоя. Полутёмный тоннель уходил в туманное никуда…
Если не успевали попасть в метро, то бежали в монастырь напротив нашего дома. Там в подвале вместе с соседями и пережидали налёт… Однажды утром вышли, а многоэтажный кирпичный дом в соседнем переулке в развалинах — бомба попала прямо в него. Потом мы там бродили, прыгая по обломкам кирпичей…
Помню, иногда маму посылали на крыши тушить какие-то «зажигалки»… А отец в первые дни войны ушёл в московское ополчение, хотя у него была какая-то «бронь»… Помню, как потом навещали отца в госпитале — его ранило в подбородок…
Было приказано — убрать в Москве все заборы. Чтобы они не мешали быстрее добираться до бомбоубежищ. И наш уютный зелёный двор превратился в проходной. И это было очень печально…
Во время войны семьи фронтовиков получали деньги по «аттестату». Неукоснительно, без задержек. И это в такое страшное и тяжелейшее для страны время… Мама тоже получала на нас с сестрой деньги за отца-фронтовика. Тогда и запомнила это таинственное слово — «аттестат»…
Вообще не помню, чтобы во время войны было страшно. Наверное, ребёнок внутренне защищён от ужаса происходящего… Но однажды испугалась очень сильно, до истерики, долго успокаивали. В Москве был в 1943 году первый за время войны салют по случаю освобождения, как мама сказала. Орла и Белгорода. Салют вызвал во мне даже не страх, а ужас. Будто снова началась бомбёжка… Значит, бомбёжка всё-таки запала, сделала своё чёрное дело…
Колька
У квартиры было два выхода — парадный, в переулок, и чёрный, во двор, в сад. И вот на порожке парадного входа стал посиживать Колька, паренёк лет 14-ти. Как раз из того самого воровского притона в соседнем доме. Мне он казался совсем взрослым. Сидел и ножичком строгал палочку. Вот так сидел и строгал. Здоровался со мной, с бабушкой. Та не выдержала и спросила, что это он сидит на нашем порожке целыми днями. Колька мою бабушку очень уважал и признался, что воры велели ему вот так сидеть, чтобы дать сигнал, когда дома никого не будет. Видно, хотели нас обворовать… Ну с бабушкой разговор короткий — она это дело быстро прикрыла. Воры, видно, были не наши, такие своих соседей обычно не трогают…
Ну и запомнился один страшный случай. По ночам в нашем переулке часто кого-то грабили, кто-то кричал. А мама и бабушка по телефону тут же вызывали милицию. И вот однажды вечером сидим мы в прихожей, она же столовая, и вдруг раздаётся треск, разбивается наружное стекло — а окно было ещё с двумя рамами. И внутри что-то лежит завёрнутое в тряпочку. Бабушка достаёт — окровавленный пугач с остатками волос… А ещё как-то рано утром на нашем тротуаре оказался кем-то брошенный узел с вещами…
И Колька, и пугач были позже, после эвакуации. Время было голодное, и всякое могло случиться. Тем более, что наш переулок был совсем глухой — всего три дома в конце, а на другой стороне глухая монастырская стена… Вспомнила, как на маму, которая часто допоздна задерживалась на работе, напала огромная собака. И вырвала у неё сумку с продуктами, где был и невиданный по тем временам кусок колбасы…
Эвакуация
Потом в ноябре 41-го началась эвакуация женщин и детей. Отправили маму со мной и сестрёнкой, сестру мамы, ей было тогда 16 лет, и она вскорости ушла на фронт и осталась жива. Бабушка отказалась — осталась сторожить квартиру. Кстати, наша соседка, бывшая барыня, оставила своё добро тоже бабушке. Сложила все свои богатства в сундук перед лестницей у парадного выхода, даже оставила бабушке запасной ключ от сундука. Когда вернулась из эвакуации, тут же бросилась к сундуку, открыла… Всё было в целости. Как она удивилась и как благодарила! «А что тут такого странного?», — думала я.
Дорога в эвакуацию, как теперь понимаю, была очень опасной. Помню, наш поезд бомбили, и мы прятались под железнодорожной насыпью. Помню, как бомбили наш пароход на Волге. Огонь был везде, пылала даже вода…
Жили в эвакуации у матери отца — свердловской бабушки. У неё был домик в пригороде, две комнаты и кухня, огород. Ещё у неё был муж, не родной нам дедушка, и двое детей-подростков. Мои тётя и дядя по отцу... Помню маленькое заиндевевшее окошко в кухне. Там мы с сестрой по вечерам терпеливо поджидали дедушку. Он работал на заводе, и ему полагался паёк и обед. Нам он приносил в судочках часть своего обеда. Это было счастье. Мы-то приехали зимой, только следующей весной мама посадила огород. На работу она быстро устроилась, тогда у нас появились какие-то ещё, кроме как по аттестату, деньги и продукты…
Помню огромную просторную русскую печь в кухне. Там было тепло, пахло овчиной и валенками. Как здорово было там лежать, дремать, спать…
Детский садик
Мама устроила нас с сестрёнкой в детский садик. Она нас переводила в темноте через какие-то блестящие рельсы, а дальше до садика мы шли одни, держась за руки. Сестрёнке было 2 года, мне чуть больше…
Помню только, что там болела воспалением лёгких. Лежала в изоляторе, под тёплым шерстяным одеялом. Из него выдёргивала разноцветные нитки и играла с ними. В изоляторе было почему-то полутемно. Лечили меня, как понимаю, красным стрептоцидом. С интересом наблюдала за необычным цветом того, что из меня выходило…
После выздоровления мне полагалось усиленное питание. Помню, в первый день нянечка положила мне в манную кашу кусок восхитительного сливочного масла… Может, что-то и ещё потом перепадало, но этот кусок сливочного масла помню до сих пор!..
Ночью мы спали на застеклённой летней веранде в медвежьих спальниках. Было очень тепло, несмотря на свирепые уральские морозы. Даже лицо не мёрзло. Сквозь морозные стёкла светили огромные звёзды. Смотрела, смотрела, пока не засыпала…
Помню, как нас вывели гулять на полянку с редкими кустиками земляники в траве. Один мальчик нашёл кустик с двумя ягодками — они висели наискосок. Мальчик сорвал одну ягодку и потянулся за другой. Но я его опередила. Сколько же криков и слёз было с обеих сторон!..
Тётя Аня
Иногда к нам приезжала из совхоза тётя Аня, сестра мамы. Её с дочкой эвакуировали в богатый совхоз неподалёку. Дочку тётя Аня родила рано утром 22 июня 41-го. А сын у неё родился в марте 45-го…
Приезд тёти Ани всегда был праздником, потому что она привозила продукты — сахар, сухие грибы, сухари, сухофрукты... Однажды привезла с килограмм топлёного масла. Помню, мама его растопила и залила в бутылку из-под шампанского, чтобы мы его не слупили сразу. Масло застыло — не достать. А для каши мама немного нагревала бутылку, жидкое масло со столовую ложку собиралось сверху, и мама маслила кашу. Мы с сестрёнкой, не отрываясь, наблюдали… Так и хотелось добраться до масла, чтобы наесться вдоволь… А как на нём вкусно получались лепёшки из картофельных очисток! Ими, пока следующей осенью у нас не появилась своя картошка, нас снабжала бабушка. А тётя и дядя иногда угощали кусочками сахара. Вот это был праздник так праздник!..
Тогда не думала, почему бабушка так с нами, как с чужими. Даже неродной дедушка был ближе. Много позже поняла — бабушка пережила первую мировую, революцию, гражданскую, у неё от голода умерла родная сестра. Она, видно, без памяти боялась за своих детей. А тут в такое тяжёлое время к ней привалило трое нахлебников…
Много позже думала, как такие хрупкие юные женщины, как мама, тётя и многие-многие другие могли выдерживать весь этот ужас войны, эвакуации, голода — с малыми детьми? Как такое могли выдерживать все женщины Советского Союза? Которым пришлось нести и все мужские заботы — на колхозных полях, на заводах? Не говоря о тех, которые ушли на фронт? До сих пор не укладывается в моей уже взрослой голове…
Что такое было в советском народе, что не давало ему всё это, ужасное, невыносимое, вынести, преодолеть и победить?.. Думаю, это единство советского народа, который принял к сердцу лозунг — «Победа или смерть!». Не формально принял, а по существу, понял реальность своей смерти, если не защитить Отечество…
Потом была мирная Москва…
Продолжение здесь:
«Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…» Часть 3. После эвакуации
«Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…» Часть 4. Пионерлагерь
«Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…» Часть 5. Мехмат МГУ
Комментарии
Добавить комментарий